Нам нужна… революция - Александр Глазунов

— Ты это серьезно? — подозрительно взглянул на жену Николай Никифорович, не веря в услышанное. Может, шутит? Хотя не заметно. И в свойственной ему манере уточнил: — А к чему ты об этом заговорила?

— Эх, Коля, — безнадежно махнула рукой Клара Георгиевна. — Вот твоя мать, Анна Яковлевна, царство ей небесное, институтов не кончала, а мудрая была женщина и хорошо это понимала, — увидев изумленные глаза мужа, она засмеялась, потом легко поднялась и пошла к двери.

— Сейчас чай принесу…

И только тут до Николая Никифоровича дошло, что Клара имела в виду, вспомнив вдруг его мать. И не мог удержаться от улыбки…

В центре Мерефы находился старый пруд, который зимой замерзал, и ребята катались там на коньках. Днем ставок, как местные называли каток на пруду, кишел малышней, особенно в зимние каникулы, поэтому ребята постарше приходили на пруд вечером. Пристрастился к такому спорту и Николай, приезжавший домой после сдачи экзаменов на зимней сессии. И в тот год, появившись в Мерефе, первым же вечером наточил коньки и отправился на пруд. Надеялся не только покататься вдоволь, но и встретить кого-нибудь из друзей, если повезет.

Уже стемнело, когда он подходил к пруду, и сразу заметил одинокую фигуру, которая спринтерски гоняла по кругу. «Вот и повидался», — сразу упало настроение у Лукьянчикова. Но кто же это был? Явно спортсмен и катался на беговых коньках, которых не имел не только Николай, таких в городе по пальцам пересчитать можно было. Подгоняемый любопытством, он быстро одел коньки и бросился наперерез, однако догонять спортсмена не пришлось. Сам остановился. Он подъехал и обомлел. Девушка — симпатичная и незнакомая, в облегающем спортивном костюме, на голове шапочка. Чтобы как-то скрыть неловкость, спросил, кивнув на коньки:

— Спортом увлекаетесь? Наверное, разрядница…

— Ага, — поддакнула она и прыснула со смеху, отчего раскрасневшиеся щеки ее вспухли, сделав выражение лица лукавым и немного кокетливым, — в шахматы играю. Для справки — на стекольном заводе, где я работаю прядильщицей стекловолокна, равных мне нет. Не верите?

Николай не только юмор ценить умел, но и такую черту характера, как общительность, особенно у девушек. Да и сам сразу почувствовал себя легко, скованность куда-то исчезла.

Девушку звали Клара.

Потом они еще несколько раз встречались. Николай узнал о своей знакомой почти все. До войны семья их жила в городе Лебедин Сумской области. Отец был артистом Лебединского драматического театра, мать работала в библиотеке. Началась война, и отец ушел на фронт. Вернулся с осколком в легких. Семью свою нашел у знакомых — дом их сгорел от прямого попадания бомбы. Надо было строиться заново, но из-за ранения отец чувствовал себя очень плохо. Поэтому и лег в больницу, чтобы извлекли злосчастный осколок, однако во время операции умер.

Они уехали в Богодухов Харьковской области — мать, бабушка и Клара. Но работы там не нашлось, жить было не на что, и, вняв советам добрых людей, они перебрались в санаторий Шаровка, бывшее имение немецкого сахарозаводчика с аллеями из столетних дубов и красивейшими прудами. Рассказывая об этом, Клара просто светилась от восторга. Здесь она и закончила школу. Пыталась поступить в Харьковский автодорожный институт, но не прошла по конкурсу. Надо было решать, как жить дальше. Клара пошла работать на Мерефянский стекольный завод, а учиться стала заочно в Херсонском текстильном институте. Жизнь вводила свои коррективы. Зато сейчас она уже на третьем курсе…

В общем, их еще короткие судьбы были в чем-то даже схожи. Отец Николая вернулся с фронта тоже раненым, но в руку. Зато живой, потому как из той кутерьмы, в какую он попал в декабре 1941 года, из целой роты лишь единицы остались живы. И день 19 декабря, в праздник Святого Николая Угодника, когда это случилось, отец после войны отмечал как свой второй день рождения. Их привезли на передовую под утро. А вскоре последовал приказ взять штурмом узловую железнодорожную станцию. Перед наступлением, словно чувствуя, что вряд ли он останется в живых, отец молитвенно стал просить: «Святой Николай Угодник, у меня есть сын Николай, спаси меня ради него…» И когда бойцов подняли в атаку, а никто не хотел идти вперед, отца будто кто подтолкнул. И он вместе с товарищем побежал. Красноармейцы только успели развернуться цепью в глубокой снежной целине, как немцы открыли губительный пулеметный огонь. В это время отец с другом уже был недалеко от немецких окопов. Они зарылись в снег, а когда огонь поутих, оглянулись — а от роты их и в живых-то фактически не осталось никого. Они начали пробиваться к своим, да напоролись на немецкий танк. Когда в открывшемся люке появились фашисты, они расстреляли их. И тут немцы стали класть вокруг них мины. Погибает друг отца, а ему осколок пробил ладонь. К своим отец все-таки вышел, там и узнал, что из трехсот бойцов их роты в живых вместе с ним осталось семь. Остальные остались лежать под Ельцом.

Когда у Николая отец вернулся с фронта, он пошел работать в пожарную команду. В свободное от дежурств время они с матерью ходили по дворам и распиливали бревна на доски. Тогда многие строились, заказов хоть отбавляй — они в Мерефе считались лучшими пильщиками. А после восьмого класса помогать отцу стал и Николай. О том, куда ему идти учиться после окончания десяти классов, он не думал. Любимыми предметами в школе у него были математика и физика, поэтому и выбрал давно Харьковский университет. Да и учителя поддерживали Николая, особенно учительница математики и их классный руководитель Людмила Ивановна Векшина. Вообще-то ей Лукьянчиков вдвойне был обязан — фактически она его отговорила от поступления в педагогический институт. Дело в том, что в университет Николай не стал даже сдавать документы, похоронив свою мечту. Сам, по своей воле, вопреки, возможно, здравому смыслу. Но он в хорошем смысле всегда был максималистом. Когда его попросили отвозить на велосипеде на станцию к поезду больную дочь одной учительницы, Николай сразу согласился. У нее были больные ноги, и она ездила в Харьков на процедуры. Отец девочки работал преподавателем в Харьковском университете, и пошел слушок, что Лукьянчиков так старается, чтобы не опасаться большого конкурса при поступлении. Этого ему было достаточно, чтобы забыть об университете.

А тут объявили областные соревнования по легкой атлетике, и Николай выступил довольно успешно. Его стали настойчиво уговаривать поступать в педагогический институт на факультет физподготовки, которому так нужны были студенты-спортсмены. Но именно математичка Людмила Ивановна и отговорила его от этой затеи. Она его слишком хорошо знала. Выручил друг Виталий Шеховцов. Он готовился поступать в Харьковский инженерно-экономический институт, предложил и ему попробовать. Но получилось так, что Николай конкурс прошел, а Шеховцов — нет. И всего на каких-то полбалла. Так распорядилась судьба…

Николай и Клара продолжали встречаться во время студенческих каникул и на следующий год. Клара даже помогала ему делать чертежи для дипломной работы. Но в то время ни о каких серьезных намерениях он и не помышлял. А защитив диплом, Лукьянчиков уехал работать по распределению на Салаирский рудник. На вокзале его провожала и Клара.

Потом они переписывались, уже намекая друг другу о возможной совместной жизни. А когда Николай собрался ехать в отпуск в родную Мерефу, то за не такую уж и длинную дорогу уже твердо решил, что предложит Кларе выйти за него замуж. А там уж что получится, как она решит…

Однако вышло все иначе. Не успел Николай приехать домой, как мать усадила его рядом и сказала:

— Вот что, Коля, я не знаю, какие у тебя намерения насчет Клары, но ты должен на ней жениться, — и встретив изумленный и недоуменный взгляд сына, вроде как готового что-то ей возразить, с твердой решимостью добавила: — Иначе ты мне никто…

О том, что Николай и не думал возражать, что это было и его сокровенное желание, он матери сказать не успел, а после признаваться было поздно, да и как бы ни к чему — настолько поразили его слова мамы. А вскоре молодая чета Лукьянчиковых уехала жить в Салаир.

Позже уже, спустя годы, Николай пытался осторожно поговорить с матерью и все-таки прояснить ради любопытства, почему она так категорично настаивала, чтобы он женился именно на Кларе. Вообще-то это было не в характере матери — вмешиваться в жизнь взрослого сына, тем более в таком личном вопросе. А тут…

Но мать только и рассказала ему, как однажды Клара пришла к ней и, узнав, что у нее страшные головные боли, молча села рядом, положила ее голову себе на колени и стала осторожно расчесывать скомканные волосы. Как ни странно, но после этого головные боли у матери прошли. И в тот момент она дала сама себе слово — Николай женится только на Кларе. Почему? Призналась, что сама этого ни понять, ни тем более объяснить она не в состоянии. А может, просто не хотела говорить настоящей причины. Но Николая это теперь не очень-то и волновало. Он уже и сам понял, что Клара и есть его любовь и судьба, а все остальное — досужие вымыслы.